Днепровский вал [СИ от 09.10.2012] - Владислав Савин

Альмендингер, как и все в его штабе, не сомневались в низкой боеспособности румын, однако же полагали, что верность присяге, долг боевого товарищества, да просто страх за свою жизнь заставит их оказать русским хоть какое-то сопротивление, выиграв драгоценное время. Но такого предательства никто не мог ожидать — едва отходящие колонны 73-й и 98-й дивизий скрылись из вида, как румыны, арестовав оставленных им германских офицеров связи, выслали к русским парламентеров и организованно сложили оружие! Генерал Еременко, командовавший Отдельной Приморской армией, правильно оценив обстановку, не терял времени — уже 21 июля вечером его шесть стрелковых дивизий и танковая бригада настигли арьергардные части отступавшего 5-го немецкого корпуса и вступили с ними в бой. Ценой больших потерь 73-й и 98-й немецким пехотным дивизиям, отвыкшим от маневренной войны и во многом зависящим от конно-гужевого транспорта, удалось достичь промежуточного Ак-Монайского оборонительного рубежа и удержаться на его укрепленных позициях до наступления темноты.

Поскольку наступавшие с севера советские бронетанковые части уже подступали к Симферополю и легко могли появиться в тылу 5-го корпуса, было принято решение продолжать отход по приморской дороге через Судак и Ялту. 22 июля отступавшие достигли подножия Крымского хребта. В 12.00 со стороны Старого Крыма появились первые советские танки. Хвост отступавшей колонны 5-го корпуса как раз втягивался в перевал Чатырдаг. Противотанковый заслон сумел задержать передовой отряд советских войск, и немецкая колонна была спасена. Однако переправить артиллерийские орудия через перевал не удалось. Шестеркам лошадей было не по силам втащить пушки вверх по крутой горной дороге. Артиллерию пришлось бросить, частично взорвав. К вечеру 23 июля части 5-го корпуса достигли Судака, а к утру 24 июля вступили в Алушту. С рассветом следующего дня отступающие части колонны немцев и румын двинулись к Ялте. То тут, то там их обстреливали скрывающиеся в горах партизаны.

26 июля в 11.00 последние арьергардные отряды 5-го корпуса вошли в Севастопольский укрепленный район. Около 10 тысяч солдат и офицеров корпуса, ранее погруженные на военно-морские корабли в портах Южного берега Крыма, уже прибыли в Балаклаву. Теперь все надеялись на быструю эвакуацию из Крыма, но и ожидало разочарование. 5-й корпус направили в отведенный ему сектор Севастопольского укрепрайона.

Вернемся теперь к 49-му горнострелковому корпусу генерала Конрада. 22 и 23 июля его поредевшие полки получив временную передышку благодаря контрудару двух бригад штурмовых орудий, сумели отойти на "линию Гнейзенау" и закрепиться на ней. Подошедшие советские танки устремились в обход укрепленных немецких позиций. Их удалось на какое-то время задержать, бросив в бой пикирующие бомбардировщики и выставив заслоны из тяжелых зенитных орудий. Но все было бесполезно. 23 июля советские части ворвались в Симферополь, где всего 12 часов назад размещалась штаб-квартира генерал-полковника Енеке, — так стремительно развивалось советское наступление. Советские танки неотступно преследовали отступавшие немецкие войска, и было чудом, что операцию по отводу соединений 17-й армии под непрерывным воздействием превосходящих сил противника вообще удалось завершить.

Общая ситуация выглядела обнадеживающей. Оборонительные и блокирующие позиции трех укрепленных полос города-крепости можно было бы удерживать еще две-три недели. Пока они не были прорваны, аэродромы внутри укрепрайона находились вне досягаемости огня советской артиллерии, и самолеты люфтваффе могли пользоваться ими, а пока немецкая авиация обеспечивала прикрытие с воздуха, эвакуация морем могла продолжаться. Таким образом, все было взаимосвязано. 17-ю армию еще можно было спасти и, если действовать умно и смело, попытаться спасти даже ее арьергардные части в последний день эвакуации. Командование 17-й армии верило в это, судя по запискам начальника оперативного отдела ее штаба подполковника Вайтерхаузена.

Но роковой приговор ей уже был передан в эфир. Гитлер снова принял одно из своих непонятных решений. 22 июля он подписал приказ: "Севастополь оборонять до конца. Боеспособные войска не эвакуировать!" По мнению фюрера, позиция Турции и даже Болгарии стала слишком неопределенной и зависит теперь от того, удастся ли удержать Крым, иначе говоря, Севастополь. Нет необходимости, разумеется, обороняться там бесконечно, достаточно продержаться всего восемь недель. Как только политические вопросы будут прояснены, можно будет найти предлог отступить, не потеряв лица.

Немецкие дивизии были сильно ослаблены. 5й корпус потерял практически всю артиллерию, не хватало и тяжелого пехотного оружия, а одна из его дивизий, 98я, оказалась даже без саперного инструмента. Укрепления "линии Гнейзенау" еще не были завершены, старые форты и железобетонные укрытия не были восстановлены и использовались лишь как госпитали и пункты сосредоточения войск. И что было бы, случись в реальности штурм Севастополя русскими, вопрос спорный. Но история не знает сослагательного наклонения.

Отдельно стоит упомянуть о судьбе разоруженных румын в лагере под Бахчисараем. В строгом соответствии с уставом, ввиду невозможности эвакуации при приближении противника, вечером 22 июля генерал Енеке отдал приказ расстрелять их всех. На то были серьезные причины: после неоднократных предательств — Одесса, Сиваш, Керчь — легко можно было поверить в распространяемые русской пропагандой слухи об участии румын в боях на фронте уже на русской стороне. К тому же Енеке хорошо помнил поведение румынских союзников под Сталинградом, виденное лично им. Для проведения этой акции был выделен один из пехотных полков 111й дивизии.

Лагерь представлял из себя хозяйственные постройки бывшего русского колхоза, несколько больших сараев и конюшен, обнесенных колючей проволокой, большая часть его обитателей содержались прямо под открытым небом, там находилось почти тридцать тысяч румын. Немецкие солдаты, которым была поручена акция, не имели опыта подобных дел, зато знали, что наступающие русские вот-вот будут здесь, а потому надо закончить быстрее. Выставив пулеметы, они стали загонять румын в строения, одновременно у них на виду поливая стены бензином, а рядом была огромная толпа тех, кому не хватило места. Румыны бросились на немцев и на проволоку, несмотря на пулеметный огонь в упор, причем пулеметчики должны были стрелять с осторожностью, помня что где-то в толпе у бараков находятся их товарищи — которых в действительности растоптали и разорвали в клочья в первую же минуту. В итоге несколько тысяч румын, частично вооруженных отобранным у немцев, убежали и скрылись в ночной степи. Командир 111й дивизии немедленно организовал преследование, но некоторым беглецам удалось встретить разъезды 9й кавалерийской румынской дивизии, которая немедленно взбунтовалась, вступив в настоящий бой с немецкой пехотой. Это сражение в целом, закончилось победой немцев, но отвлекло значительные силы в совершенно неподходяще время, что послужило одной из причин столь быстрого оставления Симферополя. О политических последствиях тогда никто не задумывался — хотя считается, что именно этот случай, раздутый русской пропагандой, с опубликованием материалов работы следственной комиссии, сделал Румынию непримиримым врагом Еврорейха.

Лишь 2 августа Гитлер разрешил эвакуацию из Крыма. По сути она велась уже с 17 июля, когда шли бои на Сиваше, хотя не называлась так — вывозились тылы, гражданские учреждения, раненые — все, что не было нужно в осажденной крепости. Но чтобы вывести весь ее гарнизон, не обрекая последних оставшихся на смерть, необходимо было одновременно принять его на корабли. И тут выяснилось, что требуемого транспортного тоннажа нет. Поскольку, в отличие от утвержденного плана, уже невозможно было рассчитывать на румынские суда, а также на тех, кого русское наступление застало в Констанце. А перебрасывать в Черное море дополнительные транспорты было нельзя, пока эвакуация не дозволена фюрером! Все слишком хорошо помнили "охоту на ведьм", пораженцев и вредителей, в сухопутных и морских штабах. И не нашлось человека, готового рискнуть головой, чтобы отдать приказ на проведение необходимых мероприятий, пусть и под другим предлогом.

Стали искать транспорты, где только возможно, даже обратились к туркам, об "аренде" части их тоннажа. Сделать удалось до обидного мало, когда 7 августа взбунтовались и болгары, и буквально на следующий день в Болгарию вступили русские войска, не встречая никакого сопротивления. Также резко активизировалась русская морская авиация, действующая уже с румынских баз. После потопления нескольких транспортов, было принято решение о движении исключительно в конвоях, потери удалось снизить, но это заметно сократило оборачиваемость транспортного тоннажа. Конвои шли из Севастополя прямо на юг, держась в отдалении от ставшего опасным румынского побережья, и почти у самого турецкого берега поворачивали на запад, разгружаясь в Варне или уходя через Босфор, с молчаливого одобрения турок. 10 августа русские осадили Варну, и было ясно, что эта последняя военно-морская база Рейха на Черном море долго не продержится. Также было очевидно, что Севастополь стал смертельной мышеловкой, войска оттуда надо эвакуировать и немедленно. Но что могло сделать командование флотом, не имея в своем распоряжении ни транспортного тоннажа в нужном количестве, ни боевых кораблей? После того, как Варненский порт стал подвергаться русскому артиллерийскому обстрелу и авиаударам, последние оставшиеся немецкие военные корабли, четыре малые субмарины, торпедные и сторожевые катера, быстроходные десантные баржи, перешли в Стамбул, где формально были интернированы. Так было объявлено, хотя с кораблей не удалялись ни экипажи, ни боекомплект, не спускались флаги, неслась обычная служба, и даже отпускалось топливо с берега, за деньги от германского посольства.